На Пластунке все друг друга знают. Хотя это территория города, а в городах, чего лукавить, многие, даже близкие соседи, ограничивают свое общение двумя словами — здравствуй и прощай. Пластунка еще сохранила некоторые патриархальные черты доброй старой деревни. Может быть, поэтому, а скорее, есть и другая причина того, что когда по улице неторопливо идет Отари Чакветадзе, его с уважением приветствуют и стар и млад.
О таких людях говорят: он за свою жизнь и мухи не обидел. Отари всем старался сделать что-то доброе: одному слово такое скажет, что тот воспрянет духом, другому — поможет, третьему — подарит что-нибудь. Ну, а насчет мухи, это перебор, конечно, присказка. Зато простые бездомные кошки это отношение к себе доброго человека ощущают повседневно. В его мастерской поселились две кошки, и Отари построил им домик. А когда обе принесли котят, то так и остались в одной «квартире», не разделяя потомство между собой. Так им велел пожилой человек, их хозяин Отари Чакветадзе, известный не только на Пластунке, но и во всем городе и его окрестностях как один из немногих оставшихся при деле мастеров-бондарей.
Рано встает Отари, с рассветом, и поднимается в горы. Здесь он, словно лесник, осматривает каждое дерево, каждый упавший сучок, делает для себя пометки. Не из праздного, конечно, любопытства — он ищет материал для своих изделий. Мастерская завалена такими заготовками, иногда их приносят соседи, местные ребятишки, которым нравится, что такой важный мастер обращается с ними, как с равными, и никогда не гонит. Пацаны часами наблюдают, как из-под стального струга, мелькающего в ловких руках дедушки Отари, выходят ровные пахучие ленты дубовой стружки. Мне Отари сказал, почему он привечает у себя ребятишек:
— Может быть, кто-нибудь всерьез увлечется моим делом, скоро придет время передавать струги в другие руки, а кому? Жаль, наша профессия понемногу уходит. Теперь ведь все из пластмассы делают…
В словах мастера — боль за свое дело, которому он отдал жизнь. Передать же из рук в руки секреты такой профессии, по мнению мастера, можно за три года, никак не меньше. Первую свою бочку он сделал в мастерской на винном заводе в грузинском городе Болниси. Было это пятьдесят пять лет назад — в 1953 году! Бондарное искусство — очень тяжелый физический труд, ведь в основе процесса изготовления бочки — ручная работа. Чтобы обречь себя на это, нужно иметь мужество и закалку. Сам Отари говорит проще: «Надо, чтобы руки не боялись мозолей».
Его руки не боялись их с самого детства. С 10 лет он работал почти наравне со взрослыми. В то время, да еще на селе, никто и не знал законов об охране детского труда. Маленький Отари вместе с родителями от зари до зари обрабатывал колхозные плантации, на которых выращивали виноград, кукурузу, картофель. А когда подрос и окрепли руки, Батломо Чакветадзе, отец, сказал: «Все, хватит, пора тебе, сын, осваивать настоящее ремесло!» — и отвел на винный завод в бондарную мастерскую.
Но это — дела давно минувших лет. После этого прошло много разных эпох — были годы разгула пьянства и оголтелого гонения на бокал вина. Холили и лелеяли виноградную лозу, а затем пускали под бульдозер — всякого хватало. А Отари делал бочки и бочата, все так же из дуба, иногда из липы. Бывало, правда, и без работы сидел, когда райкомы вкрутую взялись за искоренение… чего там они искореняли, Отари так и не понял толком. Только вот его ремесло подкосили, но все же не уничтожили.
На Пластунке во многих грузинских семьях еще и сейчас сохранились традиции виноградарства, каждый уважающий себя «хозяин двора» держит в нем и бочку с солнечным напитком. Отари охотно откликнулся на предложение сочинского предпринимателя Семена Учадзе переехать сюда и поставить старое искусство на новый уровень.
— Трудно сделать бочку? — спрашиваю у мастера. Он сначала хитровато посмотрел на меня, немного помолчал и неожиданно ответил так: «Да нет, чепуха!.. Сушишь клепку, обрабатываешь ее, профилируешь, выставляешь, разогреваешь, обтачиваешь, придаешь форму, обвариваешь, обтачиваешь, насаживаешь кольца, обрабатываешь изнутри, обжигаешь, ставишь дно, снимаешь временные кольца, ставишь постоянные и закрываешь крышкой, сверлишь дырку под кран, проверяешь на течь, всего-то около двадцати операций. И… бочка готова!» А потом неожиданно предложил: «Попробуешь?»
Ну, раз так просто, почему бы и не попробовать? Беру в руки струг и заготовку для клепки… Впрочем, через пять минуть понимаю, что попал впросак: дуб оказывается железным, а струг — острым только для пальца, который чудом уцелел после неуклюжего движения. Ведь говорил же мастер, что три года учиться надо…
Сам Отари за два дня любую бочку смастерит. Причем, чем меньше емкость, тем сложнее работа. Делает он бочата и на пять литров — своим изяществом те больше на сувенир похожи, нежели на сосуд для кваса, а на другой день закладывает основу под «тысячную» бочку — и с такой же любовью «доводит до ума» и ее тоже.
И вот что я понял после знакомства с мастером Отари. Без бондарей и их продукции — простых дубовых бочек — мир лишился бы самых интересных крепких спиртных напитков: виски, различных вариантов бренди, коньяка, арманьяка, кавказских «коньяков», старого рома и текилы. Выдам секрет — попробовал, грешным делом, чачи из бочонка, созданного Отари Чакветадзе. Да это же настоящий коньяк многолетней выдержки! Вот что делают натруженные руки настоящего мастера! Разве должна умирать такая профессия? И разве теперь, проходя по Пластунке и встретив на одной из улиц старого мастера, я не поклонюсь ему в сердечном приветствии?
Виктор СТЕПАНОВ